Не прошло и двух глав, как Чарли догадался, в чём дело. Ну, как догадался — поверил на слово таинственной рыжей незнакомке, которая принесла ему старинный портсигар, а потом бесследно исчезла.

Ну, не совсем на слово — скорее, со слов местного бродяги по кличке Император:

And she did warn me to stay away from you.’

‘Why? Did she say why?’

‘She said that you were Death.’

‘I am?’ Charlie said. ‘Am I?’ His breath caught in his throat as the day played back in his head. ‘What if I am?’

Красотка там как Эмбер Хёрд в «Лондонских полях» — при взгляде на неё сразу ясно, что тебе не светит, если ты не Билли Боб Торнтон. А чтобы выразить эту мысль более романтично, бродяга использует старинное выражение «spoken for», которое значит, что чьё-то сердце уже занято. Здесь «spoken» приобретает смысл «taken» (о боже, это же объективация).

Вот как-то так:

Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.

Впрочем, пойди пойми этих женщин — сердце отдала одному, замуж вышла за другого. Лучше так:

Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи...

Вот тут сразу понятно, что по сравнению с Дукалисом у Чарли нет шансов.

(Надеюсь, вам уже есть 18 и вы не феминист-ка)

Выбор слов в этом диалоге не случаен — это жесточайший стёб над барышнями, вокруг которых одни хуемрази. Я думала, Пелевин это слово выдумал, но нет.

Некоторые американки настолько упоротые, что идиома «the fairer sex» превратилась в табу — называть женщин слабым полом теперь реально опасно. Ну а прекрасный пол — это вообще харрасмент. А если ещё вспомнить, что словом «fair» называют блондинок, то тут уже и до частной клиники недалеко.