Читаю тут новости:

Икона «Троица» Рублева и рака Александра Невского будут храниться в соответствии с требованиями Третьяковской галереи и Эрмитажа — митрополит Тихон

Что-что Александра Невского?

Ра́ка (лат. arca — ящик, ковчег, гроб) — ковчег с мощами святых, изготавливаемый обычно в форме гроба. В христианстве рака — местохранилище останков святых, которые в ней будут пребывать, согласно доктрине, до Страшного суда. Обычно раки устанавливаются внутри храма или в подземных хранилищах монастырей. Часто рака представляет собой произведение искусства. Раки с мощами святых являются объектом паломничества верующих.

А, вот оно что. No pun intended.

Тут мне стало интересно, как рака называется по-английски, но у этой статьи в Википедии английского языка нет. Зато есть другая статья:

A reliquary is a container for relics. A portable reliquary may be called a fereter, and a chapel in which it is housed a feretory.

Relics may be the purported or actual physical remains of saints, such as bones, pieces of clothing, or some object associated with saints or other religious figures. Relics have long been important to Buddhists, Christians, Hindus, and to followers of many other religions. In these cultures, reliquaries are often presented in shrines, churches, or temples to which the faithful make pilgrimages to gain blessings.

А запомнить всё это мне помогла Midjourney:

Раки с раками.

Реликтовые хорьки.

Pot in humble abode был так прекрасен, что я даже не стала искать незнакомые слова, чтобы ничего не испортить. Но потом всё-таки не выдержала, и стало ещё прекраснее:

Not a pot of the mundane, simple life,
But a vessel of laughter, cutting gloom like a knife,
It speaks in tongues, in mirth and in strife,
A companion in the journey, as children strive.

“Come hither, young ones,” it doth call,
“Have no fear, stand tall.
Sit upon me, let not your laughter stall,
For I am here to catch your fall.”

Начнём с простого и понятного: “Come hither, young ones,” it doth call. Идите сюда, ребятишки, дядя Гитлер поиграет с вами в Доту. Или ещё что-нибудь сделает.

А дальше начинается интересное:

Speaking in tongues, also known as glossolalia, is an activity or practice in which people utter words or speech-like sounds, [...] in some cases as part of religious practice in which some believe it to be a divine language unknown to the speaker.

Вот уж точно not a pot of the mundane, simple life. Но и это ещё не всё.

Чтобы сгенерировать Шекспира, ChatGPT, похоже, обучался на Пушкине:

Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди забав я часто омрачён,
Зачем на всё подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;

Don’t ask me why, alone in dismal thought,
In times of mirth, I’m often filled with strife,
And why my weary stare is so distraught,
And why I don’t enjoy the dream of life;

Очень отдалённо in mirth and in strife можно перевести как «и в ссоре и в радости», потому что горшок в беде не бросит, даже если малыш с него упал:

Sit upon me, let not your laughter stall,
For I am here to catch your fall.

Вот что значит настоящий, верный друг.

Седьмая глава всё ещё не кончилась, и Никт наконец-то узнал, кто хотел его убить.

А чтобы вы этого не узнали, не буду говорить, чья это беседа:

— Боже! Ты не шутишь?!

Тут опять про Бога — Crikey очень похоже на Christ. А ещё на сверчка из «Пиноккио» — Jiminy Cricket это тоже эвфемизм Jesus Christ для сильного удивления.

А вот тут опять про дьявола:

— Где ты? — прорычал он. — Дьявол тебя побери! Где ты?

Deus это Бог, а Deuce — это дьявол, потому что он всегда второй. Или нет.

А хотя нет, это ещё не конец:

‘Hola, young Bod!’ called the poet.

— Бонжур, юный Никт! — воскликнул поэт. — Я слышал, что в наших пенатах переполох, что ты носишься по сей обители подобно горящей комете по небосклону. Что случилось, друг мой?

Во времена Неемии Вотсапа ещё не было, но общаться уже хотелось — «what’s the word?» это очень старый вариант «как дела?», который даже до наших дней дошёл:

WTW is a textspeak acronym used to ask what’s the word, meaning what’s up. It can also mean what the what, kind of like what the fuck.

А «firmament» значит небесную твердь, потому что небосвод — это твёрдый хрустальный купол, который приклеен на плоскую землю клеем «Момент».

P.S. Ничего себе, «небосвод» и «небосклон» — это не одно и то же.

Сайлас всё ещё не вернулся, и Никту пришлось просить мудрого совета у местного поэта Неемии Трота. Поэт оказался очень разговорчивым:

‘Mister Trot?’ said Bod. ‘Tell me about revenge.’

‘Dish best served cold,’ said Nehemiah Trot. ‘Do not take revenge in the heat of the moment. Instead, wait until the hour is propitious. There was a Grub Street hack named O’Leary — an Irishman, I should add — who had the nerve, the confounded cheek to write of my first slim volume of poems A Nosegay of Beauty Assembled for Gentlemen of Quality, that it was inferior doggerel of no worth whatsoever, and that the paper it was written on would have been better used as — no, I cannot say. Let us simply agree that it was a most vulgar statement.’

Давно не встречала столько незнакомых слов в одном абзаце.

— Мистер Трот… Расскажите мне о мести.

— О, это блюдо подается холодным. Не мсти в пылу негодования! Мудрее дождаться подходящего часа. Один бумагомаратель по фамилии О’Лири — к слову, ирландец, — возымел наглость написать о моем первом скромном сборнике стихов «Прелестный букетик в петлицу истинного джентльмена», что это никчемные вирши, лишенные всякой художественной ценности, и что бумагу, на которой они написаны, лучше было употребить на… нет, не могу произнести такого вслух! Скажу лишь, что заявление его было чрезвычайно вульгарным.

Перевод витиеватых речей поэта очень хорош, но смысл всё равно лучше.

С «propitious» всё понятно — чтобы пропить своё состояние, истинному джентльмену следует дождаться подходящего момента. Например, five o’clock. А в петлице у него должен быть подходящий nosegay, который будет радовать его нос своим благоуханием (и это я уже не выдумываю).

А вот «hack» от истинного джентльмена очень далек:

Hack writer is a pejorative term for a writer who is paid to write low-quality, rushed articles or books “to order”, often with a short deadline. The derivation of the term “hack” was a “shortening of hackney, which described a horse that was easy to ride and available for hire.” In 1728, Alexander Pope wrote The Dunciad, which was a satire of “the Grub-street Race” of commercial writers who worked in Grub Street, a London district that was home to a bohemian counterculture of impoverished writers and poets.

Не удивлюсь, если Гейман тоже читал эту статью. Тут опять лошади, но можно ещё проще — «hack» это жалкий писака, который решил хакнуть систему и заработать денег, не умея писать. А система решила, что и так сойдёт.

И наконец, почему при слове «doggerel» я вижу собак в интересной позе, которые стоят на рельсах и декламируют сочинения Стаса Михайлова?

Doggerel is any rhyming verse in which rhyme is forced or banal. Probably from pejorative suffix -rel + dog, but the sense connection is not obvious. Perhaps it was applied to bad poetry with a suggestion of puppyish clumsiness, or being fit only for dogs, or from the “mean, contemptible” associations of dog in Middle English.

А, ну вот, теперь всё сходится.

В пятой главе Никт станцевал со Смертью, а я вспомнила Томаса Манна:

and was extremely disappointed to learn it was merely a disease), now apologised to Bod.

Загадочная болезнь, от которой умер приятель Никта — это чахотка, а «consumption» она называется потому, что больной туберкулезом тает на глазах, как будто недуг его пожирает.

Тут игра слов ещё круче, чем с пчёлами, и на этот раз перевод прекрасен:

Фортинбрас Бартлби, скончавшийся в десять лет (от костоеды — несколько лет Никт думал, что Фортинбраса вместе с костями слопало какое-то чудище, и был очень разочарован, когда узнал, что это такая болезнь), извинился.

Костоеда — это настоящая болезнь, и лучше бы я её не гуглила.

Родители не оценили страданий Никта, он обиделся и ушёл спать в самый дальний угол кладбища. А там была могила упырей, которые как раз возвращались домой:

And beside the gate, in the moonlight, they paused.

Bod woke then.

Так вот ты какой, британский английский для детей. Что они говорят-то вообще?

— Это что еще за явление? — сказал епископ Бата и Уэллса.

— Мать честная! — воскликнул герцог Вестминстерский.

Ух ты. Откуда тут мать, понятно — «lumme» это удивленное сокращение от «Lord love me», и каждый раз поминать Господа всуе не обязательно. Но куда подевался дом?

What’s this when it’s at home it’s an intensifier used to communicate the fact that one knows nothing about a particular person or subject. It often implies derision for the subject, or some erudite, esoteric, or overly technical word, and requests to simplify the language and avoid fancy titles. It uses the idea that at home, people don’t bother trying to sound impressive, calling a spade a spade.

Вот оно что. That which we call a rose by any other name would smell as sweet.

А вот так получится, если спросить о человеке:

Где живет ведьма, когда она дома? Никто не знает!

P.S. А упырей так зовут потому, что епископа и герцога они сожрали.

В третьей главе Сайлас уехал по делам, а вместо себя оставил мисс Лупеску, очень похожую на Фрекен Бок. Никт не обрадовался, что теперь ему придётся есть маринованные яйца и зубрить непонятные слова, и пошёл жаловаться маме с папой:

‘Silas has gone,’ he said.

— Приедет, малыш, — подбодрил его мистер Оуэнс, — куда ж он денется. Не переживай!

Деваться Сайласу и правда некуда, потому что a bad penny is an unpopular or undesired thing or person that keeps reappearing. Это сокращение от очень старой поговорки «a bad penny always turns up», в которой речь идёт о фальшивых монетах. Каждый, кому такая монета попадала в руки, пытался от неё избавиться, но их было слишком много, и они постоянно возвращались к прежним владельцам.

Перевод может быть разный, от «явился — не запылился» до «пристал как банный лист». Не знаю, почему мистер Оуэнс так нелестно отзывается о Сайласе. Возможно, он просто любит поговорки, не зря же через пару страниц Никт вспоминает ещё одну:

Bod had wondered what this meant, having seen, in his life in the graveyard, neither the Devil nor the Deep Blue Sea.

Оказавшись перед лицом двух одинаково неприятных перспектив мистер Оуэнс частенько говаривал: «Я между дьяволом и морской бездной!» Никт так и не уяснил, что это значит, потому что всю жизнь провел на кладбище и не видел ни дьявола, ни моря.

По неведомой причине обе поговорки из перевода исчезли, хотя вторая очень известная — между двух огней, между Сциллой и Харибдой, между молотом и наковальней — вряд ли Никт видел такое на кладбище. А вот причём тут дьявол и глубокое синее море, никто и правда не знает. Есть версия, что дьявол был ненастоящий, но это не точно:

This expression has existed since at least the 1600s, and doesn’t have to do with the devil of the Bible but to a seam around a ship’s hull near the water. When a sailor attempted to caulk this seam in heavy seas, he was in serious danger of failing overboard and drowning. In other words, the sailor was faced with two awful choices: risk his life to repair the ship or risk the entire ship by not repairing the ship.

P.S. На банном листе денежные ругательства не закончились:

Миссис Оуэнс продолжает описывать пустые головы: ha’p’orth — это halfpennyworth, и как стоимость, и как количество, и как не очень умный человек.

Во второй главе никто не умер, потому что он в книжке главный герой:

‘Does he have a name, Mrs Owens?’

‘Not that his mother told me,’ she said.

‘Well, then,’ said Silas. ‘His old name won’t be of much use to him now, anyway. There are those out there who mean him harm. Suppose we pick a name for him, eh?’

Caius Pompeius stepped over and eyed the child. ‘He looks a little like my proconsul, Marcus. We could call him Marcus.’

Josiah Worthington said, ‘He looks more like my head gardener, Stebbins. Not that I’m suggesting Stebbins as a name. The man drank like a fish.’

‘He looks like my nephew, Harry,’ said Mother Slaughter, and it seemed then as if the whole graveyard were about to join in, each inhabitant offering his or her own comparisons between the infant and someone long forgotten, when Mrs Owens broke in.

‘He looks like nobody but himself,’ said Mrs Owens, firmly. ‘He looks like nobody.’

‘Then Nobody it is,’ said Silas. ‘Nobody Owens.’

Мама мальчика не успела сказать, как его звали, так что пришлось импровизировать. Детское имя сократили до Bod, и тут перевод снова не подвел — вместо обычного Ника малыш стал таким же странным Никтом, как в оригинале.

А чтобы ребенку не было скучно одному, ему даровали возможность жить на кладбище и общаться с мертвыми:

‘You were given the Freedom of the Graveyard, after all,’ Silas would tell him. ‘So the graveyard is taking care of you. While you are here, you can see in the darkness. You can walk some of the ways that the living should not travel. The eyes of the living will slip from you.

‘I want to be like you,’ said Bod, pushing out his lower lip.

‘No,’ said Silas firmly, ‘you do not.’

Присматривать за Никтом вызвался Сайлас, не совсем живой и не совсем мертвый. Кто он такой, пока не очень понятно, но ему призраки тоже разрешили жить на кладбище, и благодаря имени Bod я теперь помню, что «abode» это обитель. Главное с Adobe не перепутать.

Захожу на днях в книжный, а там на полке стоит «История с кладбищем» Нила Геймана. Дай, думаю, почитаю добрую сказку для детей. Прихожу домой, открываю книжку, и на первой же странице какой-то мужик убивает семью с двумя детьми. И не просто мужик, а тот самый мужик Джек:

The man Jack paused on the landing. With his left hand he pulled a large white handkerchief from the pocket of his black coat, and with it he wiped off the knife and his gloved right hand which had been holding it; then he put the handkerchief away.

Тут мне конечно стало интересно, как это перевели:

Человек по имени Джек замер у лестницы. У него были черные волосы, черные глаза и тонкие-претонкие черные перчатки. Левой перчаткой он вытащил из кармана черного плаща огромный белый платок, протер нож и правую перчатку, потом засунул платок обратно.

Надо было читать русскую версию — перевод настолько хорош, что кровавая драма и правда похожа на детскую сказку. Жаль, в оригинале детской сказки нет, как нет и описания внешности Джека. Зато есть куча красивого британского английского. Вот так, например, призраки на кладбище решают, что делать с маленьким мальчиком, который всё-таки избежал встречи с убийцей:

Мадам, ваша дурость не знает границ. Вы что, правда хотите воспитывать ребенка на кладбище?

Хотя нет, это как-то слишком удобно для «obduracy».

Речь держал Иосия Уордингтон.
— Дражайшая! — обратился он к миссис Оуэнс. — Ваше упрямство весьма… Бог мой, неужели вы сами не видите, какая это нелепица?

А вот это похоже на правду — Иосия Уортингтон аристократ, который умер очень давно, и вместо обычного упрямства ему привычнее высокопарное «obduracy». Но миссис Оуэнс его слог не впечатлил, она и сама умеет не хуже:

‘No,’ said Mrs Owens. ‘I can’t.’ [...]

‘My dear woman . . .’

‘I am not your dear woman,’ said Mrs Owens, getting to her feet.

and where am I going to find food for him in this graveyard, I should like to know?’

Тут у меня сломался Гугл, но перевод не подвел:

— Дражайшая моя…
— Никакая я вам не дражайшая! — Миссис Оуэнс вскочила. — По правде говоря, сама не понимаю, зачем я тут болтаю со всякими старыми скудоумными пустобрехами, когда мальчик вот-вот проснется… И где мне, по-вашему, найти для него еду на кладбище?

Такому позавидовал бы даже Бертрам Фидл.

И если «dunderhead» хотя бы существует, то «fiddle-pated», кажется, Гейман просто выдумал — это адская смесь из «addle-pated», «idle-headed» и даже не знаю, чего ещё. И то, и другое про пустоголовость: «dunder» имитирует звук пустого ведра, а скрипка полая, как голова любого, кто посмеет перечить миссис Оуэнс.

Невероятно добрая сказка, конечно. Надеюсь, хоть во второй главе никто не умрёт.