Чтобы отвлечься от загадочных писем, кошек и бармена, Нора вспомнила, что бахилы всё ещё на ней, и целый один раз за книжку сделала операцию. И не простую, а супер-крутую:

I feel around blindly in the abdomen.

I’ve got to clamp off the blood supply to the spleen, and I’ve got to do it with a belly full of blood blocking my vision.

Доказать слова делом у неё, конечно, получилось, не помешало даже то, что «put my money where my mouth is» такая же редкая, как и эта операция. Зато не такая сложная — сразу понятно, что это о проститутках. Или о стриптизёршах. Или о богатых юристах. Или нет.

P.S. Before this expression existed, there were several others that were similar. These included put your money where your faith is and put your money where your heart is. The idea behind these is similar. If you care about something, you should support it with money or other actions.

А вот у папы Норы в кладовке было столько всего, что ему дали аж восемнадцать пожизненных сроков подряд. Но с дочерью встретиться он всё-таки успел — всю жизнь она выкидывала его письма не читая, пока не нашла одно из них прямо у себя под дверью. Она и его, конечно, порвала не читая, но потом не выдержала и узнала, что папа зовёт её на свидание.

Свидание как-то сразу не задалось:

“Who put that letter under my door?”

“The mailman, of course. Who else?”

“It was under my back door. And there was no postmark.”

I take a shaky breath, trying to get my temper under control. Aaron Nierling has become an old man, but he is still the same person he always was. If they ever let him out of here, he would do the exact same thing. He’s still pure evil—a monster.

Ну и что, что монстр, зато слова интересные знает!

Звучит «shenanigans» очень по-ирландски, не зря его любит МакДона. Значит оно шалости, проделки или даже махинации, но откуда на самом деле взялось, никто не знает:

Etymologists say it might come from the Irish “sionnachuighim,” meaning “I play the fox,” or the Spanish “chanada” or the German “Schenigelei,” both of which mean “trick.”

Прямо как с письмом.

Шутил про секс коллега Норы не только с ней, но и с медсёстрами, да так, что ему пришлось развестись с женой:

Philip got divorced a few years ago, and it was not amicable. And by that, I mean she slashed his tires once in our parking lot. I have no idea how they’re managing to co-parent their kid.

Жена за это не только проткнула ему шины, но ещё и оставила без штанов. А штаны отнесла в химчистку — «take someone to the cleaners» значит обчистить карманы, обобрать до нитки и ободрать как липку.

Лучше всего это удаётся юристам, потому что у них есть секретное оружие — мелкий шрифт:

She couldn’t wait for her dad to leave so that she could start eating everything. There were stacks of Coca-Cola cans in the pantry. She was going to drink Coke like water all night, she might even wash her face with it. And she was going to order a pizza. Unless the pizza came out of her babysitting money.

Eleanor didn’t care if eating all his food pissed him off or if it freaked out Donna. She might never see either of them again anyway.

Ничего хорошего в мелком шрифте нет — «fine» тут в редком значении «мелкий», и именно оно и помогло папе Элеаноры заработать столько денег. Эта Элеанора, кстати, из другого романа — у её папы в кладовке и правда Кока-Кола.

Там всё-таки есть booty!

В детстве героине не повезло не только с отцом, но ещё и с домашними животными — все её хомячки, мышки и морские свинки почему-то очень быстро умирали. Ну, она-то знала, почему. И когда к ней домой залезла бродячая кошка, так за неё испугалась, что посреди ночи позвонила коллеге и попросила его приехать. А коллега был язвительный бабник:

After a few rings, I hear the familiar voice on the other line: “Nora? What’s going on? Are you okay?” [...]

“There… there’s a cat at my house and I can’t get rid of it.”

There’s a long pause on the other line. “What?”

“It just came in through my back door!” I blurt out. He must think I’ve completely lost my mind. This is not very Nora behavior. “And now I can’t get it to leave. Can you come help me?”

Потом он всё-таки приехал и всех спас, а я узнала, что «booty call» — это встреча для секса. Она же зов плоти, потрахушки, перепихон или звонок от нижних чакр, если верить Reverso. И нет, с кошкой у них ничего не было.

Последний роман Люси Фоли понравился мне меньше, чем Артур Пирожков, поэтому пришлось искать утешения на Амазоне. И он, как обычно, не подвёл — в самых популярных триллерах оказался какой-то неведомый самиздат, читать который сначала было страшно из-за обложки и заголовка, а потом оказалось, что уже пять утра.

Речь там о хирурге (хирургине?), которой не повезло с отцом — он любил убивать голубоглазых девушек и отрубать им руки. Занимался он этим прямо у себя в подвале, а жене и дочке говорил, что делает табуретку. После такого у героини обнаружилась психологическая травма, и она с головой ушла в работу. А по ночам, чтобы не было так грустно, ходила в ближайший к работе бар. И однажды встретила там бармена, который (очень подозрительно) оказался её парнем из колледжа:

I take another sip from my drink. I don’t know if it’s the alcohol or what, but I don’t remember feeling quite this drawn to Brady back in college. I liked him, but he’s on another level of sexy now. But so what? Nothing is going to happen. It’s been too long. And also, I just noticed a splatter of blood on the leg of my scrub pants, right in that gap between where my gown ended and the booties began during my surgical cases from today. That’s pretty much the opposite of sexy.

Почему-то подумала, что booties — это как panties, потому что booty же. А это, оказывается, бахилы. Она настолько работящая, что пришла в бар в том же самом, в чём весь день оперировала, и в крови.

Но эволюция персонажа в романе присутствует:

Most days I only get five to ten minutes between surgeries to grab a bite to eat. Today I have a full hour, which is a luxury I haven’t had in ages. Somebody must’ve screwed up the scheduling, but I don’t complain. I take the opportunity to run over to the drugstore.

И всё-таки, если бы это были panties, было бы веселее.

P.S. А «scrubs» так называется потому, что хирурги очень тщательно моют руки перед операцией. А зелёный он потому, что это приятнее для глаз и так кровь меньше заметна. А ещё в Англии он иногда называется «theatre blues», потому что, ну, вы же смотрели The Knick? А может быть потому, что бахилы синие.

И ещё одно французское слово из двух слогов.

Такое же пафосное, как Артур Пирожков.

Недавно у Люси Фоли вышел новый роман «The Paris Apartment», и теперь я знаю, что «putain» по-французски такое же неоднозначное, как и у нас:

After he’s got his long, angry speech off his chest he hangs up and shoves the phone back in his pocket. Then he spits out a single word: “Putain.”

I know that one. I got a D in my French GCSE but I did look up all the swear words once and I’m good at remembering the stuff that interests me. Whore: that’s what it means.

Двойка у героини из Англии была не зря — на самом деле француз ничего такого не имел в виду, а просто ругался от злости, но поняла я это только раза с третьего:

Putain. I want to leave right now but that would cause another scene so I can’t. [...] Get a grip, Mimi. Putain de merde. Get a fucking grip.

До середины романа «putain de merde» нравилось мне больше всего, но потом у него появился конкурент:

A dressing table covered in makeup, about twenty mashed lipsticks all missing their lids. The air’s so heavily scented with perfume and cigarette smoke it gives me an instant headache.

Угадать, в чём был Гарри Стайлз, не получилось, и на этот раз гугл ничего не выдумывал — оказывается, «tutu» в английском это балетная пачка, потому что from French, child’s alteration of cucu, informal diminutive of cul ‘buttocks’.

Теперь понятно, почему Волочкова немного ку-ку.

“My name is Peter Stillman. Perhaps you have heard of me, but more than likely not. No matter. That is not my real name. My real name I cannot remember. Excuse me. Not that it makes a difference. That is to say, anymore.

“This is what is called speaking. I believe that is the term. When words come out, fly into the air, live for a moment, and die. Strange, is it not? I myself have no opinion. No and no again. But still, there are words you will need to have. There are many of them. Many millions, I think. Perhaps only three or four. Excuse me. But I am doing well today. So much better than usual. If I can give you the words you need to have, it will be a great victory. Thank you. Thank you a million times over.

“Long ago there was mother and father. I remember none of that. They say: mother died. Who they are I cannot say. Excuse me. But that is what they say.

“No mother, then. Ha ha. Such is my laughter now, my belly burst of mumbo jumbo. Ha ha ha. Big father said: it makes no difference. To me. That is to say, to him. Big father of the big muscles and the boom, boom, boom. No questions now, please.

“I say what they say because I know nothing. I am only poor Peter Stillman, the boy who can’t remember. Boo hoo. Willy nilly. Nincompoop. Excuse me. They say, they say. But what does poor little Peter say? Nothing, nothing. Anymore.

А вот так выглядит мужчина на дне социальной иерархии:

I don’t think there’s any harm in him. You aren’t going to arrest him, are you, Lije?

В английском подкаблучники настолько бесправны, что для них даже слова отдельного нет — есть только их курицы-жёны, которые клюют их в темечко.

А в Англии существовал клуб подкаблучников, и попасть туда было не просто:

It is said that in Yorkshire, England, there is an organization known as the Henpecked club. Each candidate for membership is required to prove that he has been in the habit of taking his wife’s breakfast to her in bed, blacking the stove, carrying up the coal and nursing the baby every night while his wife goes out.

Первое правило клуба. Для скромных:

Curs’d be the man, the poorest wretch in life,
The crouching vassal to a tyrant wife!
Who has no will but by her high permission,
Who has not sixpence but in her possession;
Who must to he, his dear friend’s secrets tell,
Who dreads a curtain lecture worse than hell.

Второе правило клуба. Для смелых:

Were such the wife had fallen to my part,
I’d break her spirit or I’d break her heart;
I’d charm her with the magic of a switch,
I’d kiss her maids, and kick the perverse bitch.

Третье правило клуба. Для отчаянных:

As father Adam first was fool’d,
(A case that’s still too common.)
Here lies man a woman ruled,
The devil ruled the woman.

Птицы у Даля никак не заканчиваются — прежде чем окончательно угробить бабулю, Джордж вместе с папой испытывали лекарство на курицах:

A magnificent black cockerel with a scarlet comb came stepping over. The cockerel looked at the spoon and it went peck.

Чёрный петух пострадал не зря — без него я бы не узнала, что англичане говорят «цып-цып-цып» так же, как Антон Либидо обижается на Настю Ивлееву, когда она путает его с Ильичом.

А с «ку-ка-ре-ку» ещё интереснее — «сock-a-doodle-do» работает только как восклицание, а кукарекают петухи почему-то с помощью ворон:

А чтобы окончательно запутаться, кукарекать можно ещё и в переносном смысле, ликуя от радости:

They came bustling along the passage. Then the door sprang open and in they came, fresh as roses [...]

А чтобы от сказок Даля и Адама Гидвица перейти к Вирджинии Вулф, нужно всего лишь принести в жертву чёрного петуха. Chick-chick-chick.